« НазадСборник №1 15.06.2017 10:07
ФОРЕЛЬ ДЛЯ ЧЕРЧИЛЛЯ Из рассказов А.Т. Кудланова
(Первого секретаря райкома
партии Балаклавского района в
1944 году)
В один из дней (6 февраля) Крымской конференции глав правительств трёх союзных держав во Второй мировой войне: СССР, США, Великобритании, проходившей в Ялте с 4-го по 11 февраля 1945 года, в Ливадию были вызваны я (первый секретарь райкома партии Балаклавского района Кудланов Александр Трифонович) и начальник отдела КГБ Балаклавского района П.М. Рындин. Капитан, встретивший нас и сопровождавший по Ливадии, представил какому-то генералу. Поздоровавшись с нами, тот сказал:
– Господин Черчилль обратился к товарищу Сталину с просьбой - нельзя ли ему к столу отловить свежей форели. Черчиллю известно, что здесь, под Балаклавой, в горных реках водится форель. Товарищ Сталин дал нам команду: доставлять ежедневно на кухню Черчилля в Алупку, в Воронцовский дворец, 8-10 килограммов живой форели.
Мы с Рындиным переглянулись и улыбнулись. Генерал строго продолжил:
– Улыбаться вам рано. Вы ещё не выполнили указания товарища Сталина. Вам приходилось когда-нибудь выполнять приказания товарища Сталина?
Мы поёжились.
– Вот вам судок. Ежедневно в этом судке персонально Вы, товарищ капитан, – сказал он Рындину, – будете привозить и передавать личному повару Черчилля 8-10 килограммов форели. Учтите: живой форели в родниковой воде.
– И запомните, – добавил генерал, – если у господина Черчилля что-то случится со здоровьем, то Вы, в лучшем случае, будете рядовым и отправлены на передовую.
– А на Вас, товарищ Кудланов, – повернулся генерал в мою сторону, – возлагается организация вылова рыбы.
Вопросов у нас с Рындиным на первый раз не оказалось, и мы отправились восвояси. Решили не терять времени и попробовать удачи в реке Чёрной, что берёт своё начало у села Родниковое.
Был февраль. Погода в горах стояла пасмурная, большую часть суток шёл дождь со снегом. Не то что рыбу ловить руками в холодной воде, а из дому выходить не хотелось. Как говорят, хороший хозяин в такую погоду собаку не выгонит.
У меня была единственная надежда на одного из местных жителей села Родниковое – Мякинникова Алексея Александровича. Бывая в колхозах, знакомясь с людьми, я как-то обратил на него внимание. Он мне показался человеком рассудительным, всесторонне развитым, имеющим богатый житейский опыт. Мякинников тогда на мой вопрос: «Есть ли в реке рыба?» ответил:
– Есть только форель. Особо вкусная, но никакими орудиями лова – ни крючками, ни бреднем, ни сетями – её не взять. А поймать может только тот, кто имеет кошачью сноровку и цепкие руки.
Вспомнив об этом разговоре, возлагая основную надежду на Мякинникова, мы подъехали на «Виллисе» к его дому.
– Так и так, – говорю, – Товарищ Мякинников, помнишь, ты мне про форель рассказывал? Так вот, теперь форель потребовалась в натуре.
И мы пересказали ему всю беседу с генералом.
Жена его, Зинаида Михайловна, поставила самовар, напоила нас чаем с вареньем.
– Ну что ж, можно попробовать, – сомневаясь в удаче, не спешил с ответом Мякинников. – Только ведь одному не справиться, надо группу пять-шесть человек. И потом сейчас очень холодно. Зима. Вода ледяная. А едим-то что? Силёнок у людей мало.
– Александр Трифонович, мы соберём человек пять-шесть, попробуем. Но неплохо бы нам иметь тёплые водолазные и специальные водонепроницаемые костюмы. А так мы на второй день все заболеем и сляжем. А вам ведь форель нужна не один день.
– Да не мне, дорогой человек, – нарочито спокойно ответил я Мякинникову, – господину Черчиллю. Товарищ Сталин попросил… А насчёт костюмов – это ты правильно. Мы тоже попробуем.
Мы с Рындиным вновь поехали к генералу в Ливадию.
Выслушав нас, генерал вызвал знакомого нам капитана и приказал немедленно достать балаклавцам пять-шесть шерстяных водолазных костюмов и столько же водонепроницаемых комбинезонов.
Часов через семь-восемь всё обмундирование нам было вручено. При его погрузке в машину присутствовал генерал. Он спросил:
– Больше ничего не надо? А то будете ездить туда-сюда.
Я осмелел и выдавил из себя:
– Не мешало бы граммов по сто спирта на человека.
– А закусывать у вас есть чем? – усмехнулся офицер.
– К сожалению, и с закуской плохо.
И наш временный «хозяин» распорядился выдать две канистры спирта, ящик тушёнки, два окорока и десять буханок хлеба.
Нагруженные продуктами и спецодеждой, приехали вновь к Мякинникову. Собрал он пять или шесть крепких молодых ребят. Продукты и вещи занесли в дом, стали примерять костюмы.
Одежда на ловцах форели сидела ладно. Мякинников выразил общее мнение:
– Ну, в таких костюмах мы не должны посрамить русское гостеприимство.
Я разрешил Мякинникову всем налить по сто граммов спирта, дать закуски. Глубокой ночью все разошлись по домам. Мы с Рындиным остались до утра у Мякинникова.
На следующий день было очень холодно, сыпал снег вперемешку с дождём. Облачившись в «доспехи», бригада отправилась на реку Чёрную. Мы пошли посмотреть, как будет проходить лов. Мякинников первым зашёл в воду и скомандовал остальным:
– За мной в линию построиться навстречу течению! Идти осторожно, смотрите внимательно, как увидите рыбу – не спешите, но и не медлите.
Рындин поднял руку и прервал Мякинникова:
– Товарищи, как только схватите рыбину, кричите: «Товарищ Рындин, есть!». Не вынимая её из воды, поднесите к берегу и прямо из реки положите в судок. Ни в коем случае на берег не бросать!
В первый день этой бригадой было добыто около восьми килограммов форели. На машине лично Рындин доставил ее в Воронцовский дворец и передал повару Черчилля. Так продолжалось ежедневно до окончания работы конференции. В последний день повар задержал Рындина, с трудом выговаривая русские слова, сказал ему, пододвигая стул:
– Стул, сидеть. Черчилль хотеть видеть.
Через несколько минут вошёл Черчилль, достал из кармана массивные золотые часы с тремя крышками, отсоединил золотую цепь от своего френча и вручил их Рындину в знак благодарности.
Потом Рындин показывал эти часы своим сослуживцам, друзьям, но при этом особенно не распространялся, за что конкретно вручил ему Черчилль такой дорогой подарок.
Несмотря на тяжёлые условия лова форели, группа Мякинникова задачу выполнила достойно. И надо сказать, что и сами «рыбаки» были тоже довольны.
Анатолий Галкин
ДВЕ СУДЬБЫ
( в сокращении)
…Долгая, страшная дорога в Германию. Пятнадцать дней в теплушке. Туалет – в одном углу, мертвые – в другом. Состав, наконец, остановился. Всех согнали на плац. Заставили раздеться, и офицеры в белых халатах поверх шинели, начали осматривать прибывших. Тем, кто посильнее – выдавали специальные карточки. Стариков, больных, детей – отталкивали в сторону. Инне стало понятно: ее группа будет отправлена в концлагерь. Но случилось чудо. Девушка, которая ехала вместе с ней в одном вагоне, вдруг подбежала к ней и украдкой передала жетон распределения, а сама снова встала в очередь. Привезли в лагерь, удивила стерильная чистота. Всех помыли, побрили, выдали чистую одежду. Целую неделю кормили, как на убой, на работы не гоняли. Вскоре прояснилась причина такой «заботы»: они стали «донорами». Кровь брали регулярно. День за днем: решетки, белые халаты, кровь…,кровь…, кровь… Ослабленных и истощенных куда-то увозили, их больше никогда не видели. Инна с каждым днем все неохотнее поднималась, стало ясно: скоро настанет и ее очередь... Но видно, она родилась под «счастливой звездой». Появилась «фрау», которая отбирала тех, кто знает немецкий язык. Девушка попала в их число. Так она стала работать на «бауэра». Потом был побег, но ее с группой бежавших девчонок поймали. Измученных, истерзанных собаками отправили в комендатуру, а оттуда - на завод. Однажды, когда девушка спряталась за груду ящиков, чтобы хоть немного передохнуть, увидела чью-то руку, положившую на ее рваную рукавичку кусочек сахара. Инна поднялась, желая увидеть, кто это сделал ей царский подарок, но голова закружилась и, теряя сознание, она запомнила только глаза незнакомого мальчишки. Он смотрел на нее с состраданием и нежностью. Потом она часто находила его знаки внимания: то кусочек хлеба, то сахара… О победе Инна узнала, стоя на плацу. Немцы лихорадочно пытались согнать всех в барак, суматошно собираясь сами. Из ворот лагеря поспешно выезжали грузовики, доверху наполненные пожитками. Бывшие узники пели, кричали, плакали… От спасителей - американских солдат они получили по банке тушенки, сгущенки и мармелада. Все обнимались, целовались и не знали куда себя деть от счастья. И вдруг… знакомые карие глаза. Он подошел к ней, и нежно-нежно провел рукой по волосам. «Меня зовут Валдис» - с явным акцентом сказал он. – А тебя – Инна, я знаю». Инна заснула только под утро. И впервые увидела яркий красочный сон. Точно стоит она на поляне. Цветы по пояс, крупные, необыкновенной красоты. Вокруг зеленая, сочная трава, и к ней навстречу не идет, а как бы плывет Валдис. Он подхватывает ее на руки, кружит, прижимает к себе. Вечером молодые люди снова встретились. Они долго сидели, молча, взявшись за руки. Боялись проронить словечко, чтобы не нарушить очарование и звуком или жестом не разорвать ту легкую нить, что связала их. Потом почему-то кружились звезды… Через две недели их отправляли на Родину. Перед отъездом Инна еще раз увиделась со своим возлюбленным. В инфекционном бараке, где он больной метался в бреду. Знакомую санитарку она упросила передать Валдису записку с адресом. …Она долго ждала весточку от него. Но не было ни письма, ни известия… Через пять лет Инна вышла замуж за человека, который полюбил не только ее, но и ее дочь. Она приняла эту любовь, не любя… Прошли многие десятилетия. И вдруг… В приморском санатории, куда ее отправили подлечиться, Инна Петровна встретила его, Валдиса. Семь дней они были вместе с утра до вечера, только ночью возвращаясь в свои комнаты. Она уже все знала о друге: он женился десять лет спустя, отчаявшись найти ее, Инну. У него двое сыновей, но он всегда хотел, чтобы у него была дочь. Хотел назвать ее Ингой. Инна Петровна с трудом удержалась, чтобы не рассказать своему любимому о том, что у него есть взрослая дочь. Женщина задавала себе множество вопросов. Имеет ли она право говорить Валдису об этом? Как потом объяснить дочери, кто ее истинный отец? Как ответить на нелегкий вопрос: почему она называет папой другого человека? Ведь долго и тщательно Инна Петровна с мужем скрывали тайну ее рождения. И она решила, - нет! Все должно оставаться, как есть… Он провожал ее на вокзал. Держал за руки и смотрел в глаза. Какой-то вопрос мучил его. Но объявили посадку, и вскоре поезд тронулся. В купе Инна Петровна не плакала. Она думала о том, что, все-таки, она «везунчик» - целую неделю счастья подарила ей судьба. И встречу, о которой она мечтала почти шестьдесят лет. Инна Гоменюк,
лауреат конкурса им. Г.Черкашиина
ШТОЛЬНИ ИНКЕРМАНА Бой курантов, новогодняя елка, подарки и шипучие брызги шампанского – так встречала Ольга 1941 год вместе со своим мужем и сыном. Они не знали, что ждало их в июне этого же года. Счастливая мирная жизнь продолжалась недолго, ее прервала война. В марте 1942 г. налеты и бомбежки Севастополя не прекращались ни на минуту, и многих гражданских жителей стали вывозить в надежные убежища.
Однажды среди ночи Ольгу с сыном посадили в машину и повезли в штольни завода шампанских вин, расположенные в поселке Инкерман. Штольня строилась еще до революции и была поистине огромна. Здесь размещались еще не эвакуированные заводы, госпиталь, школы и детские садики…
Сначала почти десятитысячное население штольни набирало воду из колодца неподалеку, но фашисты стали обстреливать его. Тут-то и вспомнили томящиеся от жажды обитатели подземелья об огромных запасах шампанского, хранящегося здесь не один десяток лет.
«Жажду шампанское утоляло плохо, – морщась, вспоминала Ольга Ивановна. – Сначала было приятно, что голова кружится, настроение приподнятое, а потом складывалось такое ощущение, что внутри жжет».
Позже на шампанском стали готовить еду - похлебку, картошку, даже в тесто добавляли. Скоро в отрезанной от внешнего мира штольне кончились медикаменты, бензин и прочие нужные вещи. Чем их можно было заменить? Конечно, шампанским. Шипучим напитком промывали раны, оно годилось даже в качестве наркоза. Шампанским умывались, в нем купали детей, стирали.
1 июня 1942 г. должны были взрывать завод, и обитатели штольни не ходили на нижний ярус. Все оборудование должны были разрушить, все бутылки разбить, чтобы немцам ничего не досталось. Штольню потряс ужасный взрыв. В темноте и пыли Ольга стала искать сына на ощупь среди раненых, которые выползали из продольных штреков. Потихоньку все стали спускаться на нижний ярус, где пол был залит на двадцать сантиметров шампанским. Первое желание, когда выбрались из штольни, – напиться воды, обычной, холодной, из колодца.
В мае 1944 г. Севастополь был освобожден.
2003 год Ольга Ивановна встретила со своим сыном, но уже без мужа. И без шампанского…
Забияка Дарья
|
Виктор Илларионович Васильчиков
5(17) октября 1878 г. в своем имении с. Трубетчино Лебедянского уезда Тамбовской губернии после долгой болезни скончался князь Виктор Илларионович Васильчиков - один из организаторов и руководителей обороны Севастополя 1854-1855 гг., чье имя, некогда широко известное в России и Европе, к настоящему времени незаслуженно забыто потомками и знакомо, в основном, только узкому кругу специалистов.
Виктор Илларионович Васильчиков родился в 1820 г. в Санкт-Петербурге и принадлежал к древнерусскому дворянскому роду, который начал службу Московскому князю с 1453 года.
Свое детство до поступления в Пажеский Его Величества корпус, Виктор провел под наблюдением отца, боевого генерала и крупного общественного деятеля, оказавшего большое влияние на формирование его личности. Видимо поэтому, в отличие от старшего брата Александра, ставшего юристом, Виктор Васильчиков избрал карьеру военного. В 1839 г., произведенный из камер-пажей в корнеты лейб-гвардии Конного полка, он начал службу в Санкт-Петербурге при дворе.
Крымская война 1854-1855 гг. застала 33-летнего флигель-адъютанта полковника Виктора Васильчикова на Дунае, где он сначала состоял при главнокомандующем Южной армией князе М.Д. Горчакове, а с января 1854 г. исполнял должность начальника штаба Маловалахского отряда.
В первых числах октября того же года, после оставления русскими войсками Дунайских княжеств, Виктор Илларионович вместе с полками 12-й пехотной дивизии, посланной Горчаковым из Южной армии на помощь осажденной базе Черноморского флота, прибыл в Севастополь.
19 ноября 1854 г. по настоянию Великих Князей Михаила и Николая Николаевичей, находившихся в Севастополе, главнокомандующий военно-сухопутными и морскими силами в Крыму князь А.С. Меншиков назначил В.И. Васильчикова исполняющим обязанности начальника штаба гарнизона.
По мнению М.А. Вроченского, «с назначением кн. Васильчикова многое изменилось к лучшему, насколько это было возможно среди сумятицы выполнения всех военных потребностей города».
Штаб гарнизона превратился в центр, где рождались диспозиции размещения войск на линиях обороны, приказы и инструкции, регламентирующие жизнь гарнизона, решались вопросы о назначении командиров воинских частей, укреплений и батарей.
В замечательной личности кн. Васильчикова каждый член Севастопольского гарнизона видел: человека, солдата, инженера, артиллериста, начальника штаба и администратора».
В апреле 1855 г. за отражение второй бомбардировки гарнизоном его произвели в генерал-майоры с назначением в свиту Его Императорского Величества, а как только Александр II получил донесение из Севастополя об успешном отражении штурма 6 июня, то в числе первых, отмеченных Высочайшими наградами, наряду с главнокомандующим кн. М.Д. Горчаковым и начальником гарнизона Д.Е. Остен-Сакеном, находился и князь В.И. Васильчиков, удостоенный ордена Святого Георгия 3 степени.
Невзирая на страшную занятость, кн. Васильчиков первым в России предпринял конкретные меры к увековечению памяти погибших севастопольских защитников.
В 1857 году он заказал частным образом архитектору А.И. Штакеншнейдеру проект храма во имя Святого Николая для сооружения его на Братском кладбище.
Учитывая, что кладбище расположено на высоком холме, Виктор Илларионович хотел видеть храм в форме пирамиды - символа вечности, усвоенном со времен Древнего Египта.
В апреле 1858 г. Виктор Васильчиков назначается товарищем Военного министра, а с мая становится управляющим Военным министерством на время длительного отсутствия министра Н.О. Сухозанета.
Находясь на столь высоком посту, князь обратил особое внимание Александра II на злоупотребления винных откупщиков прежде всего в Войске Донском. Откуп там был отменен, а несколько позже ликвидирован и по всей Империи.
В 1861 г. здоровье Виктора Илларионовича не выдержало многолетней изнурительной работы, и он тяжело заболел.
«Жизнь - царю, честь - никому!» - именно этот девиз выбрал Илларион Васильчиков для своего княжеского герба. По наследству он достался его сыну Виктору. Как и для отца, для сына понятие «Царь» было неразрывно связано с понятием «Россия» и «Отечество». Именно им он посвятил свою жизнь, не уронив чести, прожив в миру 58 лет.
По материалам статьи Павла Ляшука "Жизнь - царю, честь - никому".
